Через пару дней кошка все-таки начала есть, но разочарованно мявкала при моем появлении и ни на какие контакты не шла: не вылезала из-под кровати.

А потом позвонила Антонина Георгиевна. Доехала благополучно, ищем квартиру, как там Варвара? Я хотела было высказать все, что я думаю о дурацкой идее всучить мне кошку, о хозяевах, которые... Но не успела. Варвара вскочила на подлокотник кресла и требовательно мяукнула.

– Она вот тут трубку требует, – с сарказмом произнесла я. – Дать?
– Дай, дай, пожалуйста.
Пожав плечами, я протянула трубку Варваре. Та обхватила ее обеими лапами, но, конечно, не удержала. Пришлось мне держать трубку у ее уха. Варвара слушала. В конце концов мне это надоело, я и закончила разговор, сказав, что у нас все хорошо, и нечего тратить попусту деньги.

Ночью Варвара явилась ко мне в спальню и залезла под одеяло, устроившись в ногах. Делить постель со снизошедшей до меня кошкой я не собиралась и неделикатно спихнула нахалку на пол. Без малейшего звука она повторила попытку, которая тоже не удалась. Потом еще, и еще, и еще раз. Разозленная, я встала и выставила ее, захлопнув за ней дверь. В конце концов, должно же животное знать свое место!

Проснулась я оттого, что кто-то мягко, но настойчиво бьет по щеке. В недоумении я открыла глаза. Варвара! Этого только не хватало! Увидев мои открытые глаза, она удовлетворенно муркнула и спрыгнула на пол, направившись к открытой (!) двери. Вот зараза! Как же она ее открыла? Я нащупала на тумбочке будильник. Скотина! Разбудила – я могла бы еще спать целых полчаса. Повернувшись на другой бок, я закрыла глаза, намереваясь подремать.

Ага! Размечталась! Варвара с требовательным мявом вскочила мне на плечо. Господи, чего ей надо? Есть, что ли, хочет, или я забыла и оставила закрытой дверь в туалет? Пришлось подниматься. Поощрительно мяукая, Варвара привела меня… в зал. И не просто в зал. Она застыла перед магнитофоном, словно чего-то ожидая! Я недоуменно уставилась на нее. Потом проверила дверь в туалет – открыта, на кухне полная чашка китеката, в блюдечке свежая вода. Ну да, я же перед сном ее чашки вымыла (Антонина предупреждала, что Варвара из грязной посуды не ест).

Варвара противно и требовательно орала. Заболела она, что-ли?
– Чего тебе надо?
Варвара вновь привела меня в зал и остановилась перед магнитофоном. Музыки, что ли, требует? Ну давай, включу. Из магнитофона полилась мелодия, под которую Антонина делала свою зарядку. Варвара удовлетворенно фыркнула и вскочила на стол, приняв хорошо знакомую созерцательную позу.

– Господи, – дошло до меня, – да она же привела меня делать зарядку! Вот дуреха! Я же не Антонина, с ее правильностью.
Посмеиваясь, я развернулась, чтобы пойти в спальню, но грозное «Мя-я-у!» заставило меня переменить решение. Спать уже не хотелось. Время есть, можно и подрыгать руками и ногами под зажигательную музыку.

Так был сделан первый шаг к капитуляции. Дальше уступки покатились лавиной.

Брошенные вещи приводили Варвару в неистовство: она рвала когтями свалившиеся со стула итальянские колготки, интимные предметы дамского туалета, оставленные в спешке на полу, отыскать сходу было невозможно. Разве что во время генеральной уборки я могла найти их под диваном или за шкафом. Неубранная постель (ну чего ее убирать, если вечером придется расстилать снова!) превращалась в какой-то сбитый комок, немытая посуда, оставленная на столе, неизменно оказывалась на полу, хорошо, если не разбитая на кусочки. По-моему, чистоплюйка саркастически улыбалась, глядя, как я, чертыхаясь, привожу все в порядок.

За хорошее поведение меня ждала награда: Варвара вскакивала ко мне на колени, выгибала спину и позволяла себя погладить.

Спала она теперь исключительно у меня в ногах под одеялом, попытки ее выгнать успехом не могли увенчаться по определению. Одна спать она не желала, открывала любые двери, кроме входной – запертой на засов: подсовывала лапу или наваливалась на дверь всем весом. И ложиться спать приходилось не позднее двенадцати. Варвара просто не давала мне сидеть за компьютером дольше: покровительственно урча, вскакивала на стол, топталась по клавиатуре, вертела перед носом коротким хвостом, закрывала дисплей. Кричать на нее, скидывать со стола было бесполезно – ее воля была значительно сильнее моей.

Гостей моих она тщательно обнюхивала, благосклонно укладывалась на ноги, если они ее устраивали, разрешала почесать шейку. Она даже деликатно удалялась, когда расстояние между мной и гостем становилось столь малой величиной, что ей можно было пренебречь.

Если же человек ей не нравился, особенно если от него попахивало перегаром, она начинала истошно орать, не давая разговаривать. Когда это не действовало, принимала крутые меры: ботинки гостя оказывались подозрительно влажными и весьма специфически пахли, причем бесполезно было прятать их в тумбочку – тумбочку она тоже умудрялась открыть, просочиться внутрь и расправиться с подозрительной обувью. На крайний случай в ее арсенале имелось крайнее средство: когти, которыми она успешно полосовала брюки и колготки, а могла оставить глубокие кровоточащие следы и на голой коже. В конце концов, в друзьях у меня остались только тщательно отсортированные особи. Кстати, как выяснилось со временем, Варвара никогда не ошибалась.

Когда однажды я не пришла ночью домой (ну мало ли по каким причинам свободная и взрослая женщина не ночует дома), Варвара устроила мне настоящий бойкот – отказалась есть.

Короче, опекала она меня с подлинной страстью и через пару месяцев выдрессировала. По правде сказать, пользы от нее было больше, чем неудобств.

Голова довольно быстро переставала болеть, если она укладывалась на нее, урча как трактор. Когда начались боли в суставах, приноровилась спать на бедре, что дало мне возможность засыпать без анальгетиков.

Варвара караулила чайник: увлекшись работой, я забывала его на плите, все как-то не удосуживаясь купить новый, со свистком. Она являлась в комнату и, многозначительно мяукнув, требовательно вела безответственного человека в кухню, наполненную паром.

Варвара следила, не протекает ли где-нибудь вода. До ее появления у меня были серьезные неприятности с нижними соседями: дом старый, и прорвавшийся шланг или протекающий бачок служили поводом для бурного скандала. Остановить его ни извинения, ни посулы оплатить ремонт были не в состоянии.

Дважды она спасала меня от пожара. Как-то раз, когда отключили газ, я опустила в кухне кипятильник в литровую банку с водой (очень кофе захотелось), села поработать и вспомнила о нем, только когда в комнату ворвалась Варвара с вытаращенными глазами и безумным завывающим мявом. Вода из банки вся выкипела, и кипятильник начинал потихонечку светиться зловещим красным светом.

В другой раз, поджигая газ, я небрежно швырнула спичку в мусорное ведро и сразу же ушла в комнату: зазвонил телефон. Очевидно, спичка не потухла. Бумаги, которые я сама запихала в ведро полчаса назад, вспыхнули и… Благодаря Варваре, обошлось все обгоревшим краем пластикового подоконника, стекавшего горящими каплями в несчастное ведро. Правда, в доме еще долго противно воняло.

Однако было одно «но». Расписывая достоинства Варвары, Антонина забыла упомянуть об одном обстоятельстве. Варвара была кошкой. Дважды в год на нее находило любовное томление. Она начинала сладострастно кататься по ковру и завывала перед входной дверью, требуя, чтобы ее выпустили.

Вернувшись через пару дней, эта гулена безропотно соглашалась вымыться в ванной, не возмущалась, когда я мыла ей морду шампунем, только дергала ушами, терпела поливание душем. После процедуры фыркала и норовила встряхнуться, не дожидаясь полотенца, брезгливо трясла то одной, то другой лапой, щедро поливая водой и меня, и зеркало, и кафельный пол. Укутанная в полотенце, терпеливо ждала, когда я включу фен и начну ее сушить, хотя и не старалась скрыть, что это не доставляет ей ни малейшего удовольствия. Потом укладывалась на свое любимое место под настольной лампой и удовлетворенно урчала, вызывая ассоциации с завыванием трактора, то обрабатывающего ровное поле, то ползущего в гору.

Через пару месяцев Варвара производила на свет пару котят, неизменно принося их мне в постель, и только в результате долгих уговоров соглашалась вернуться с ними в шкаф, где под висящими платьями я устраивала для нее и ее потомства из старой шубы что-то вроде логова.

Каюсь, я оставляла только одного котенка. Избавляться от остальных мне помогала моя приятельница. Когда я звонила ей, она понимающе спрашивала:
– Что, опять?
– Опять, – со вздохом соглашалась я.
Слава богу, она не знакомила меня с подробностями своих манипуляций.

Оставшийся же котенок доставлял мне искреннюю радость своими проделками, пока наконец не находилось кого-нибудь, кто соглашался принять на себя заботу о его дальнейшем существовании. Пару раз пристроить не удавалось, и я долго жила с двумя кошками в доме. Хотя, надо признать, ни один из котят не дотягивал по интеллекту до матери. Или это я плохая воспитательница?

...У моих родственников все хорошо. Через пару месяцев они очень удачно приобрели квартиру, правда, не в самом Питере, а в Павловске. Да еще Антонина Георгиевна долго болела – акклиматизация ей далась тяжело. Но обошлось. Мать работает, дочь учится. Позвонив как-то, я спросила у крестницы, чем занимается бабушка?
– Как чем? – удивилась та. – Дрессирует Машку.

...Варвара прожила у меня лет 10. Морда у нее поседела, на подъем она стала тяжела, деспотизм сменился апатией. Больше лежала под лампой, которую пришлось переставить на пол. Под конец потребовала открыть дверь и с трудом спустилась по лестнице в сопровождении собственного сына.

Димон через пару часов вернулся. А Варвару я больше не видела...